Время от времени он наклонялся и что-то подбирал. А потом клал обратно.

Она подошла поближе и увидела, что он поднял камень, а когда положил его обратно – это был просто камень, такой же, как все.

Так что же это он делал так старательно и с таким малым результатом?

Вирломи подошла, но не слишком близко, и стала смотреть, как он в сгущающемся мраке нагибается и распрямляется, нагибается и распрямляется.

Совсем как моя жизнь, подумала она. Он работает, старается, отдает все силы, игры и веселье проходят мимо него. А в мире совсем ничего не меняется.

Потом она посмотрела на русло, где прошел мальчик, и заметила, что его путь легко виден – не по отпечаткам ног, а потому что он брал камни, которые были легче других, и он оставлял их сверху, отмечая извилистой линией середину русла.

Это не поколебало ее мнения, что работа бессмысленная – скорее это было еще одно тому доказательство. Чему может послужить такая линия? И от этого ничтожного видимого результата работа казалась еще более жалкой, потому что придут дожди и сметут все это – наваленные друг на друга камни, и какая разница, что какое-то время здесь была пунктирная линия легких камешков посередине русла?

И тут вдруг она увидела. Он не линию отмечал, он строил каменную стену.

Нет, чушь. Каменная стена, где от камня до камня – метр? И высотой всего в один камень?

Стена, сделанная из камней Индии. Поднятых и положенных почти там, где их нашли. Но русло выглядит по-другому с этой построенной стеной.

Не так ли начиналась Великая Китайская стена? С того, что ребенок отметил границы своего мира?

Вирломи вернулась в деревню, в дом, где ее накормили и где она собиралась ночевать. Она никому не сказала о мальчике и его стене; конечно, вскоре она уже думала о другом, и даже мысли не было спросить о странном мальчике. И камни ей тоже не снились.

Но утром, когда она проснулась с хозяйкой вместе и понесла кувшины к роднику, хотя и не была обязана, она увидела разметанные камни по краям дороги и вспомнила мальчика.

Поставив кувшины на обочину, она подняла несколько камней и отнесла их к середине дороги. Там она их положила и вернулась прихватить еще, располагая камни поперек дороги рваной линией.

Всего несколько десятков камней. Никак не барьер. И все же это была стена, очевидная, как монумент.

Подобрав кувшины, она пошла к роднику.

Ожидая своей очереди, она заговорила с другими женщинами и с немногими мужчинами, которые пришли за водой.

– Я добавила к вашей стене, – сказала она чуть погодя.

– Какой стене? – спросили у нее.

– Поперек дороги.

– Кто строит стены поперек дороги? – спросили они.

– Как те, что я видала в других городах. Не настоящая, всего несколько камней. Вы разве не видели?

– Я видел, как ты сама клала на дорогу камни. Думаешь, нам легко ее держать чистой? – спросил один из мужчин.

– Еще бы. Если не поддерживать чистоту в других местах, – объяснила Вирломи, – никто и не заметит, что тут стена.

Она говорила будто о совершенно очевидном, будто ему давным-давно это объясняли.

– Стена – это чтобы отгородить что-то внутри, – сказала одна женщина. – Или отгородиться от того, что снаружи. А дорога – чтобы проходить. Если построить стену поперек, это уже не дорога.

– Вот, ты хотя бы поняла, – сказала Вирломи, хотя знала точно, что женщина ничего не поняла.

Она и сама едва ли понимала, хотя чувствовала, что поступает правильно, что где-то глубже разума это очень разумно.

– Я? – переспросила женщина.

Вирломи поглядела на остальных.

– Так мне говорили в других местах, где я видела такие стены. Это – Великая Индийская стена. Слишком поздно, чтобы не дать прорваться варварам. Но в каждой деревне кидают камни, по одному, по два, чтобы построить стену, и стена говорит: «Вы нам тут не нужны, это наша земля, мы свободные люди – потому что все еще можем строить стену».

– Но… это же всего горстка камней! – крикнул в раздражении мужчина, который видел, как Вирломи строит стену. – Я их по дороге несколько штук сбил ногой, но и без того она даже жука не остановит, а не то что китайский грузовик!

– Не стена, – сказала Вирломи. – Не камни. Те, кто положил их, кто построил стену. То, зачем построил. Это послание. Это… это новый флаг Индии.

Кое-что забрезжило в глазах этих людей. Какое-то понимание.

– А кто может построить такую стену? – спросила одна женщина.

– А разве не все вы прибавляете к ней? Она строится по камешку, по паре. Каждый раз, проходя, приносите камень и оставляете его здесь. – Пришла ее очередь наполнять кувшины. – Я сейчас понесу кувшины обратно и возьму по камешку в каждую руку. Проходя мимо стены, я их положу. Так, я видела, делают в других деревнях.

– В каких других? – спросил тот же мужчина.

– Не помню названий, – ответила она. – Только знаю, что это – стены Индии. Но я вижу, никто из вас об этом не знал, так что, может, это какой-то ребенок играл в игрушки, а стен никаких нет.

– Не так, – возразила одна женщина. – Я видела, как люди докладывают в них камни.

Хотя Вирломи только сегодня построила эту стену и никто еще ничего туда не добавил, она поняла, зачем женщина лжет. Ей хотелось, чтобы так было. Ей хотелось помочь создавать новый флаг Индии.

– А женщинам можно ее строить? – неуверенно спросила другая.

– Конечно, – сказала Вирломи. – Мужчины сражаются, а женщины строят стены.

Она подобрала камни, зажала их в ладонях вместе с ручками кувшинов и не стала оглядываться, последовал ли кто-нибудь ее примеру. Она слышала по звуку шагов, что многие – быть может, все – идут за ней, но не оглянулась. Дойдя до остатков стены, она не стала пытаться уложить на место камни, отброшенные мужчиной. Нет, она просто положила два своих в самый большой разрыв линии. И пошла дальше, не оглянувшись.

Но слышно было, как несколько камней шлепнулись в пыль дороги.

Два раза она еще нашла повод пойти за водой, и каждый раз у колодца были еще женщины, и игралась та же пьеса.

На следующий день, когда Вирломи уходила из поселка, стена уже не была просто черточкой камней. Она пересекала дорогу сплошной стеной от края до края и была высотой местами в две ладони. Люди подчеркнуто переступали ее, не обходили, не цепляли ногами. И почти каждый, проходя, ронял камешек или два.

Вирломи пошла от деревни к деревне, каждый раз притворяясь, что только следует обычаю, который видела в других местах. Кое-где разгневанные мужчины разбрасывали камни, оскорбленные видом своей загрязненной дороги. Но там она строила не стену, а груду камней по обе стороны дороги, и вскоре женщины начинали добавлять по камешку, сужая дорогу, и слишком много было этих камней, чтобы их раскидать или смести с пути. И эти кучки тоже становились стенами.

На третью неделю Вирломи впервые пришла в деревню, где уже была стена. Здесь она ничего объяснять не стала, потому что все уже всё знали – вести расходились без ее помощи. Она только добавила камней к стене и быстро двинулась дальше.

Она знала, что это лишь уголок Южной Индии, но движение ширилось, жило своей жизнью. Вскоре китайцы его заметят. Вскоре они начнут сносить эти стены, посылать бульдозеры чистить дороги – или заставлять индийцев самих убирать камни.

А когда стены будут снесены, или когда людей заставят их убрать, начнется настоящая борьба. Потому что теперь китайцы полезут в каждую деревню и уничтожат нечто, что люди хотят иметь – то, что значит для них слово «Индия». В этом была тайна стены с того момента, когда Вирломи положила первый камень.

Стена существовала именно для того, чтобы китайцы ее снесли. И назвала Вирломи эту стену «флагом Индии» именно потому, что когда люди увидят снесенные стены, они увидят и ощутят разрушение Индии. Нации. Нации строителей стен.

И тогда, как только китайцы повернутся спиной, индийцы понесут камни и положат их на дорогу, и снова начнет расти стена.

Что сделают тогда китайцы? Арестуют всех, кто несет камни? Объявят камни вне закона? Камни – это же не бунт – они не угрожают солдатам. Это не диверсия. Это не бойкот. Стены легко обойти или отодвинуть. Вреда от них китайцам никакого не будет.